"Вот он, мой последний день, наступает", - подумал Жюльен И вскоре он
почувствовал, как им неудержимо овладевает идея долга. До сих пор он
превозмогал себя, не позволял себе расчувствоваться и твердо решил
отказаться от последнего слова. Но когда председатель спросил его, не желает
ли он что-либо добавить, он встал. Прямо перед собой он видел глаза г-жи
Дервиль, которые при вечернем освещении казались ему необычайно блестящими.
"Уж не плачет ли она?" - подумал он.
- Господа присяжные!
Страх перед людским презрением, которым, мне казалось, я могу
пренебречь в мой смертный час, заставляет меня взять слово. Я отнюдь не имею
чести принадлежать к вашему сословию, господа: вы видите перед собой
простолюдина, возмутившегося против своего низкого жребия.
Я не прошу у вас никакой милости, - продолжал Жюльен окрепшим голосом.
- Я не льщу себя никакими надеждами: меня ждет смерть; она мной заслужена. Я
осмелился покуситься на жизнь женщины, достойной всяческого уважения,
всяческих похвал. Госпожа де Реналь была для меня все равно что мать.
Преступление мое чудовищно, и оно было предумышленно. Итак, я заслужил
смерть, господа присяжные. Но будь я и менее виновен, я вижу здесь людей,
которые, не задумываясь над тем, что молодость моя заслуживает некоторого
сострадания, пожелают наказать и раз навсегда сломить в моем лице эту породу
молодых людей низкого происхождения, задавленных нищетой, коим
посчастливилось получить хорошее образование, в силу чего они осмелились
затесаться в среду, которую высокомерие богачей именует хорошим обществом.
Вот мое преступление, господа, и оно будет наказано с тем большей
суровостью, что меня, в сущности, судят отнюдь не равные мне. Я не вижу
здесь на скамьях присяжных ни одного разбогатевшего крестьянина, а только
одних возмущенных буржуа...
В продолжение двадцати минут Жюльен говорил в том же духе; он высказал
все, что у него было на душе. Прокурор, заискивавший перед аристократией, в
негодовании подскакивал на своем кресле; и все же, несмотря на несколько
отвлеченный характер этого выступления Жюльена, все женщины плакали навзрыд.
Даже г-жа Дервиль не отнимала платка от глаз. Перед тем как окончить свою
речь, Жюльен еще раз упомянул о своем злоумышлении, о своем раскаянии и о
том уважении и безграничной преданности, которые он когда-то, в более
счастливые времена, питал к г-же де Реналь. Г-жа Дервиль вдруг вскрикнула и
лишилась чувств.
Пробило час ночи, когда присяжные удалились в свою камеру. Ни одна из
женщин не покинула своего места, многие мужчины вытирали глаза. Сначала шли
оживленные разговоры, но мало-помалу в этом томительном ожидании решения
присяжных усталость давала себя чувствовать, и в зале водворялась тишина.
Это были торжественные минуты. Огни люстр уже начинали тускнеть. Жюльен,
страшно усталый, слышал, как рядом с ним шел разговор о том, хороший это или
дурной признак, что присяжные так долго совещаются. Ему было приятно, что
все решительно были за него; присяжные все не возвращались, но тем не менее
ни одна женщина не уходила из зала.
Но вот часы пробили два - и сразу вслед за этим послышалось шумное
движение. Маленькая дверца комнаты присяжных распахнулась. Г-н барон де
Вально торжественно и театрально шествовал впереди, за ним следовали все
остальные присяжные. Он откашлялся и затем провозгласил, что присяжные, по
правде и совести, приняли единогласное решение, что Жюльен Сорель виновен в
убийстве, и в убийстве с заранее обдуманным намерением. Это решение влекло
за собой смертную казнь; приговор был объявлен тотчас же. Жюльен взглянул на
свои часы, и ему вспомнился господин де Лавалет; часы показывали четверть
третьего. "Сегодня пятница", - подумал он.
"Да, но это счастливый день для Вально, который посылает меня на
казнь... Меня слишком хорошо стерегут, чтобы Матильда могла спасти меня, как
это сделала госпожа де Лавалет... Итак, через три дня, в этот самый час, я
узнаю, какого мнения следует держаться о великом "Может быть".
Тут он услышал громкий крик, и это вернуло его на землю. Женщины вокруг
него рыдали навзрыд; он увидел, что все повернулись лицом к маленькой нише,
которая завершала собой венчик готического пилястра. Позже он узнал, что там
скрывалась Матильда. Так как крик больше не повторился, все снова обернулись
к Жюльену, которого жандармы силились провести через толпу.
"Постараемся не дать повода для зубоскальства этому мошеннику Вально, -
подумал Жюльен. - С какой приторной постной рожей объявил он это решение,
которое влечет за собой смертную казнь, тогда как даже у этого бедняги,
председателя суда, - а уж он, конечно, не первый год судьей, - и то слезы
выступили на глазах, когда он произносил приговор. Какая радость для Вально
отомстить мне, наконец, за наше давнее соперничество из-за госпожи де
Реналь!.. Так, значит, я ее больше не увижу! Все кончено. Последнее "прости"
уж невозможно для нас, я чувствую это... Как я был бы счастлив сказать ей, в
каком ужасе я от своего злодейства!
Вот только эти слова: я осужден справедливо".
.