Кто виноват? и что делать? - эти вопросы называются проклятыми или вечными.

Кто виноват и что делать?
Проклятый вопрос – это такой вопрос, на которой невозможно дать четкий и однозначный ответ. Они могут возникать во время чтения произведения, заставляя нас задуматься и поразмыслить над их значением.
Как договорится разным поколениям между собой? Кто же прав? Что делать старшему поколению, если молодое поколение не желает поддерживать их авторитет и их традиции? Что делать, если «человек формации новейшей, а потому нахал глупейший» вовсе не так нов и не так глуп, как в пьесе Гете? Молодое поколение в образе Аркадия Кирсанова и старшое поколение в роли Павла и Николая Кирсановых, также молодое поколение в роли Евгения Базарова и старшое поколение в образе Василия Базарова - как яблочко от яблоньки… Базаровы – плоть земли, на самом деле у них все хорошо. Они технари, не бакалавры, а Вагнеры – если уж до конца последовательно проводить аналогии с Гете. Они изобретатели. Их инстинкт – дистанцироваться от всего, что не касается науки, конечно, нигилизм. Но нигилизм, психологически обоснованный. Они не могут распылять себя.
Задание 1. Подумайте, какие принципы есть у Евгения Базарова, противника всяких принципов? Расскажите, каким он представляется вам.
В романе присутствует идейное столкновение двух поколений. Николай и Аркадий Кирсановы некоторое время отдалялись друг от друга из-за влияния Базарова, который был для Аркаши модным другом. Сам Базаров, проникнувшись идеями французского позитивизма (у Тургенева метафора «нигилизм»), встречает неназойливое, но весьма для его самолюбия болезненное сопротивление отца, Василия Базарова, не принимающего новомодной медицины и лечившего травками и словом, по старинке, будучи уверенным, что нового слова – со времен Парацельса - в медицине нет и быть не может. Старшое поколение пытается понять младшее, однако это сделать очень трудно. На почве борьбы за молодое поколение у Базарова-младшего и Павла Петровича Кирсанова возник конфликт, потому что один аристократизм многие тысячелетия подвергался нападкам циников, киников, последователей Диогена, для которого бочка лучше дворца – и уж конечно, своя родная наука лучше Пушкина. А виолончель в поместье, где разорившиеся крестьяне не имеют ничего – вызывающий изыск. То есть, получается, несмотря на все свои противоречия, Базаров нравственней, лучше Кирсановых?
Задание 2. Прокомментируйте цитату из Достоевского. Что вынужден был признать Достоевский в Базарове? На какой из проклятых вопросов он пытается ответить?
"С каким спокойным самодовольствием мы отхлестали, например, Тургенева за то, что он осмелился не успокоиться с нами и не удовлетвориться нашими величавыми личностями и отказался принять их за свой идеал, а искал чего-то получше, чем мы. <...> Ну и досталось же ему за Базарова, беспокойного и тоскующего Базарова (признак великого сердца), несмотря на весь его нигилизм. Даже отхлестали мы его и за Кукшину, за эту прогрессивную вошь, которую вычесал Тургенев из русской действительности нам на показ, да еще прибавили, что он идет против эманципации женщины." (Ф.М. Достоевский "Зимние заметки о летних впечатлениях")
Базаров не принимает участия в споре хозяев имения с крестьянами. Он же гость – а явно на стороне крестьян. И что делать, если теперь Диогены посягнули на общественный строй, на искусство, на литературу? А Тургенев на чьей стороне? Да как сказать… Он рисует в своем романе красивые пейзажи, следовательно, совсем их не боится.

Задание 3. Прочитайте высказывание Н.Н. Страхова о Базарове и Тургеневе. Можно ли говорить красиво? Есть ли дружба и любовь? Базанов говорит, что нет, а рассказчик доказывает, что есть.
Почему он, разделяя идеологически расказчика и персонажа, не противопоставляет их в нравственном плане?

"...Базаров отворачивается от природы; не корит его за это Тургенев, а только рисует природу во всей красоте. Базаров не дорожит дружбою и отрекается от романтической любви; не порочит его за это автор, а только изображает дружбу Аркадия к самому Базарову и его счастливую любовь к Кате. Базаров отрицает тесные связи между родителями и детьми; не упрекает его за это автор, а только развертывает перед нами картину родительской любви. Базаров чуждается жизни; не выставляет его автор за это злодеем, а только показывает нам жизнь во всей ее красоте. Базаров отвергает поэзию; Тургенев не делает его за это дураком, а только изображает его самого со всею роскошью и проницательностью поэзии... <...>
Интересно проблему отцов и детей поставила Кабаниха в «Грозе». «Молодость-то что значит! Смешно смотреть-то даже на них! Кабы не свои, насмеялась бы досыта: ничего-то не знают, никакого порядка. Проститься-то путем не умеют. Хорошо еще, у кого в доме старшие есть, ими дом-то и держится, пока живы. А ведь тоже, глупые, на свою волю хотят; а выйдут на волю-то, так и путаются на покор да смех добрым людям. Конечно, кто и пожалеет, а больше все смеются. Да не смеяться-то нельзя: гостей позовут, посадить не умеют, да еще, гляди, позабудут кого из родных. Смех, да и только! Так-то вот старина-то и выводится. В другой дом и взойти-то не хочется. А и взойдешь-то, так плюнешь, да вон скорее. Что будет, как старики перемрут, как будет свет стоять, уж и не знаю. Ну, да уж хоть то хорошо, что не увижу ничего». Далее она уже в присутствии Катерины сетует на холодность поколения, видимо, в ее времена жены были горячее: «Ты вот похвалялась, что мужа очень любишь; вижу я теперь твою любовь-то. Другая хорошая жена, проводивши мужа-то, часа полтора воет, лежит на крыльце; а тебе, видно, ничего». Имеются ввиду именно чувства. Хотя дальше разговор заходит уже и о приличиях, интересно, что читатель верит, да именно права здесь Кабаниха. Она как ни странно, всегда жестоко права – словно бог-громовержец, ищущий правды. Утеряна та чувственность – и в наше время она еще более утрачена. Причины не только в социальном плане – Островский здесь философствует и о людях, и об ощущениях. В старину время текло медленнее, горячее любили. И потому основной ответ на проклятый вопрос: а зачем нужно старшее поколение, точно такой же, как и вопрос наоборот: а зачем нужно такое вот молодое поколение?

Задание 4. Кто выиграл в споре: Обломов или Штольц? Кто поднимает вечные вопросы?
Штольц не отвечал уже небрежной насмешкой на речь Обломова. Он слушал и угрюмо молчал.
-- Ты сказал давеча, что у меня лицо не совсем свежо, измято, -- продолжал Обломов, -- да, я дряблый, ветхий, изношенный кафтан, но не от климата, не от трудов, а от того, что двенадцать лет во мне был заперт свет, который искал выхода, но только жег свою тюрьму, не вырвался на волю и угас. Итак, двенадцать лет, милый мой Андрей, прошло: не хотелось уж мне просыпаться больше.
-- Зачем же ты не вырвался, не бежал куда-нибудь, а молча погибал? -- нетерпеливо спросил Штольц.
-- Куда?
-- Куда? Да хоть с своими мужиками на Волгу: и там больше движения, есть интересы какие-нибудь, цель, труд. Я бы уехал в Сибирь, в Ситху.
-- Вон ведь ты всё какие сильные средства прописываешь! -- заметил Обломов уныло. -- Да я ли один? Смотри: Михайлов, Петров, Семенов, Алексеев, Степанов... не пересчитаешь: наше имя легион!
Штольц еще был под влиянием этой исповеди и молчал. Потом вздохнул.
-- Да, воды много утекло! -- сказал он. -- Я не оставлю тебя так, я увезу тебя отсюда, сначала за границу, потом в деревню: похудеешь немного, перестанешь хандрить, а там сыщем и дело...
-- Да, поедем куда-нибудь отсюда! -- вырвалось у Обломова.
-- Завтра начнем хлопотать о паспорте за границу, потом станем собираться... Я не отстану -- слышишь, Илья?
-- Ты все завтра! -- возразил Обломов, спустившись будто с облаков.
-- А тебе бы хотелось "не откладывать до завтра, что можно сделать сегодня"? Какая прыть! Поздно нынче, -- прибавил Штольц, -- но через две недели мы будем далеко...
-- Что это, братец, через две недели, помилуй, вдруг так!.. -- говорил Обломов. -- Дай хорошенько обдумать и приготовиться... Тарантас надо какой-нибудь... разве месяца через три.
-- Выдумал тарантас! До границы мы поедем в почтовом экипаже или на пароходе до Любека, как будет удобнее; а там во многих местах железные дороги есть.
-- А квартира, а Захар, а Обломовка? Ведь надо распорядиться, -- защищался Обломов.
-- Обломовщина, обломовщина! -- сказал Штольц, смеясь, потом взял свечку, пожелал Обломову покойной ночи и пошел спать. -- Теперь или никогда -- помни! -- прибавил он, обернувшись к Обломову и затворяя за собой дверь.