Олицетворение

Использование олицетворения в античной поэзии не было случайным или неосознанным. Этот прием был тесно связан с религиозными и философскими взглядами того времени, когда люди верили в существование духов и божественных сил, которые могут влиять на жизнь человека. Античные боги - силы космоса и природы - они комбинировались в мифах, где искусство брало материал во все века. "В мифе содержится первое созерцание универсума, которое еще не потеряло характер реального бытия", - говорил Шеллинг. Природа, в том числе животные, могут быть наделены качествами человека, живой душой, греки погружены в природу, видят в ней себя, и потому сами живут полноценной жизнью.
У Вергилия и ветры, и горы - живые, ветрами повелевает мистическое существо - Эол. Он индивидуален, но он и воплощение ветра вообще, любого ветра. Чем ветер становится более индивидуальным, особенным, тем он ближе к искусству.
Эол в ответ: "Обсуждать подобает тебе, о царица,
Труд, что свершить ты желаешь, а мне - лишь ловить
повеленья.
Ты утверждаешь за мной это царство и скиптры, и Йова
Милость, и ты позволяешь богов на пирах возлежать мне.
Над облаками меня и над бурями делаешь властным".
Так сказал он и пустую трезубцем повернутым гору
В бок ударяет, и ветры, как будто бы сомкнутым строем,
Рвутся, где дверь отворилась, и вихрем над землями веют.

В средневековой литературе олицетворения использовались достаточно широко, особенно в жанре житий святых. Предметы и явления часто наделялись человеческими качествами, авторы таким образом подчеркивали их святость или, наоборот, греховность. Например, в “Божественной комедии” Данте река Стикс олицетворяет собой страх, а гора Чистилища - надежду. В скандинавской литературе молот Тора мог рассматриваться как предмет, ищущий своего хозяина, верный одному хозяину. У Одина своей жизнью живет копье Гунгнир, которое всегда поражает цель, и шлем невидимости. Также Один имеет восьминогого коня Слейпнира, который может переносить его в любую точку мира и является его верным другом.
Деолицетворение (обратное олицетворение) - человек может превратиться в машину - в романе Е.Замятина "Мы". Там мы видим некую поэму индустриализации, где вещи воспеваются как живые, а живые используются как вещи. В описании музыки автор использует обратное олицетворение : "С каким наслаждением я слушал затем нашу теперешнюю музыку. (Она продемонстрирована была в конце для контраста.) Хрустальные хроматические ступени сходящихся и расходящихся бесконечных рядов -- и суммирующие аккорды формул Тэйлора, Маклорена; целотонные, квадратногрузные ходы Пифагоровых штанов; грустные мелодии затухающе-колебательного движения; переменяющиеся фраунгоферовыми линиями пауз яркие такты -- спектральный анализ планет... Какое величие! Какая незыблемая закономерность! И как жалка своевольная, ничем -- кроме диких фантазий -- не ограниченная музыка древних"...