Существование г-на де Реналя с той минуты, как он распечатал анонимное
письмо, стало поистине невыносимым. Никогда еще он не был так потрясен, за
исключением одного раза в жизни, в 1816 году, когда ему чуть было не
пришлось драться на дуэли; и надо отдать ему справедливость, даже
перспектива получить пулю в лоб расстраивала его много меньше. "Почерк как
будто женский, - думал он. - А если так, кто же из женщин мог это написать?"
Он припоминал всех знакомых ему дам в Верьере и ни на одной из них не мог
остановиться в своих подозрениях. "Может быть, письмо сочинил мужчина, и оно
написано под диктовку? Но кто же этот мужчина?" И он опять терялся в
догадках; конечно, завистников у него много, и большинство знакомых
ненавидит его. "Надо пойти потолковать с женой!" - подумал он по привычке и
уже совсем было поднялся с кресла, в котором сидел.
Но едва он приподнялся, как тут же хлопнул себя рукой по лбу: "Ах, боже
мой! - вырвалось у него - Ведь как раз ей-то я сейчас и не должен доверять.
Теперь она враг мой!" И от досады и злости слезы брызнули у него из глаз.
Справедливо пожиная плоды своей сердечной сухости - а в ней-то,
собственно, и заключается вся провинциальная мудрость, - г-н де Реналь из
всех людей на свете больше всего опасался сейчас двух своих самых близких
друзей.
"Есть ли у меня, кроме них, еще хотя бы человек десять друзей? - думал
он и перебирал их всех одного за другим, стараясь представить себе, на какую
долю сочувствия он мог бы рассчитывать у каждого из них. - Всем, всем, - с
яростью вскричал он, - эта отвратительная история, которая случилась со
мной, доставит величайшее удовольствие!" К счастью - и не без основания, -
он считал, что все ему завидуют. Мало того, что он только что превосходно
отделал свой роскошный городской дом, ныне навеки осчастливленный посещением короля, который соизволил провести ночь под его кровом, - он очень недурно подновил и свой замок в Вержи. Весь фасад побелили заново, а у окон появились прекрасные зеленые ставни. Он на минуту утешился, вспомнив это великолепие. В самом деле, замок его был виден теперь за три-четыре лье, к великому ущербу других загородных домов или так называемых "замков", находившихся по соседству, которые так и остались в своем скромном обличье, посеревшем от времени.
Господин де Реналь мог рассчитывать на сочувствие и слезы лишь одного
из своих друзей - приходского церковного старосты, но это был кретин,
способный прослезиться из-за чего угодно. Это был единственный человек, на
которого он мог положиться.
"Какое несчастье может сравниться с моим? - воскликнул он в бешенстве.
- Такое одиночество!"
"Да может ли это статься? - вопрошал себя этот поистине жалкий человек.
- Может ли статься, чтобы в моем несчастье у меня даже не было человека, с
которым я мог бы посоветоваться? Мой рассудок отказывается мне помочь, я
чувствую это. Ах, Фалькоз, ах, Дюкро!" - вскричал он с горечью. Это были
друзья его детства, которых он оттолкнул от себя своим высокомерием в 1814
году. Они с юных лет привыкли держаться с ним на равной ноге, а тут ему
вдруг вздумалось переменить с ними тон, ибо это были незнатные люди.