Библейский образ
Библейские мотивы встречаются в лирике Пушкина, Лермонтова, Пастернака, Ахматовой. Стихотворение “Рахиль” Ахматовой - чувственный образ, основанный на личной судьбе, судьбе своих современниц в перекличке с судьбой ветхозаветной прародительницы, жены Иакова и матери Иосифа. "Он влюбился в Рахиль и сказал, что семь лет будет работать за неё на её отца. Однако по истечении этого срока Лаван отдал ему свою старшую дочь вместо Рахили, объяснив ему, что по обычаю младшая сестра не может выйти замуж раньше старшей. Он сказал Иакову, что когда закончится свадебная неделя, Иаков сможет взять в жёны и Рахиль, при условии что отработает за неё ещё семь лет. Иаков на это согласился". Вынужденное двоеженство согласно традиции не могло помешать во сне видеть ту, которую любишь.
Современницы Ахматовой попадали в сходные ситуации и, прочитав стихотворение, узнавали в младшей сестре себя. Они понимали, что до встречи с возлюбленным и родник их души "был камнем завален огромным". Метафора работает на всех уровнях, в том числе интимном. А "Лия незрячая" - отсутствие духовного зрения у соперницы. Все это и просто, и сложно...
Здесь пересекаются мотивы испытания, любви и преданности. Рахиль показана в момент невыполнения отцом своих обязательств, измены Иакова, подстроенной отцом. Прежде всего Рахиль - это сильный характер, воистину "ахматовский образ". Она знает, что даже в самых тяжелых жизненных обстоятельствах, когда все кажется безнадежным и беспросветным, нужно сохранять веру и надежду на лучшее, и тогда судьба вознаградит за терпение и стойкость (в конце мы видим через сон Иакова, что его сердце принадлежит Рахили. Ее голос прорывается сквозь его сон).
Стихотворение, как и другие библейские стихи Ахматовой, начинается с союза и: "И встретил Иаков в долине Рахиль" - перекличка с эпиграфом составляет своеобразную анафору, характерную для библейских текстов. Следовательно, в этой лирике заложены эпические основания, стихи эпичны. Сюжет драматичен, и по силе драматического накала мы распознаем здесь эпико-драматический род литературы.
И встретил Иаков в долине Рахиль,
Он ей поклонился, как странник бездомный.
Стада подымали горячую пыль,
Источник был камнем завален огромным.
Он камень своею рукой отвалил
И чистой водой овец напоил.
Но стало в груди его сердце грустить,
Болеть, как открытая рана,
И он согласился за деву служить
Семь лет пастухом у Лавана.
Рахиль! Для того, кто во власти твоей,
Семь лет — словно семь ослепительных дней.
Но много премудр сребролюбец Лаван,
И жалость ему незнакома.
Он думает: каждый простится обман
Во славу Лаванова дома.
И Лию незрячую твердой рукой
Приводит к Иакову в брачный покой.
Течет над пустыней высокая ночь,
Роняет прохладные росы,
И стонет Лаванова младшая дочь,
Терзая пушистые косы,
Сестру проклинает и Бога хулит,
И Ангелу Смерти явиться велит.
И снится Иакову сладостный час:
Прозрачный источник долины,
Веселые взоры Рахилиных глаз
И голос ее голубиный:
Иаков, не ты ли меня целовал
И черной голубкой своей называл?
(А.Ахматова)
Современницы Ахматовой попадали в сходные ситуации и, прочитав стихотворение, узнавали в младшей сестре себя. Они понимали, что до встречи с возлюбленным и родник их души "был камнем завален огромным". Метафора работает на всех уровнях, в том числе интимном. А "Лия незрячая" - отсутствие духовного зрения у соперницы. Все это и просто, и сложно...
Здесь пересекаются мотивы испытания, любви и преданности. Рахиль показана в момент невыполнения отцом своих обязательств, измены Иакова, подстроенной отцом. Прежде всего Рахиль - это сильный характер, воистину "ахматовский образ". Она знает, что даже в самых тяжелых жизненных обстоятельствах, когда все кажется безнадежным и беспросветным, нужно сохранять веру и надежду на лучшее, и тогда судьба вознаградит за терпение и стойкость (в конце мы видим через сон Иакова, что его сердце принадлежит Рахили. Ее голос прорывается сквозь его сон).
Стихотворение, как и другие библейские стихи Ахматовой, начинается с союза и: "И встретил Иаков в долине Рахиль" - перекличка с эпиграфом составляет своеобразную анафору, характерную для библейских текстов. Следовательно, в этой лирике заложены эпические основания, стихи эпичны. Сюжет драматичен, и по силе драматического накала мы распознаем здесь эпико-драматический род литературы.
И встретил Иаков в долине Рахиль,
Он ей поклонился, как странник бездомный.
Стада подымали горячую пыль,
Источник был камнем завален огромным.
Он камень своею рукой отвалил
И чистой водой овец напоил.
Но стало в груди его сердце грустить,
Болеть, как открытая рана,
И он согласился за деву служить
Семь лет пастухом у Лавана.
Рахиль! Для того, кто во власти твоей,
Семь лет — словно семь ослепительных дней.
Но много премудр сребролюбец Лаван,
И жалость ему незнакома.
Он думает: каждый простится обман
Во славу Лаванова дома.
И Лию незрячую твердой рукой
Приводит к Иакову в брачный покой.
Течет над пустыней высокая ночь,
Роняет прохладные росы,
И стонет Лаванова младшая дочь,
Терзая пушистые косы,
Сестру проклинает и Бога хулит,
И Ангелу Смерти явиться велит.
И снится Иакову сладостный час:
Прозрачный источник долины,
Веселые взоры Рахилиных глаз
И голос ее голубиный:
Иаков, не ты ли меня целовал
И черной голубкой своей называл?
(А.Ахматова)
В данном случае библейские образы служат не отсылками к Библии, а выражают экспрессию автора по отношению к сторонам бытия - темным и светлым. По сути, парафраз стихотворения Ленского "благословен и день забот, благословен и тьмы приход". Подобное считается соблазном формы, религия здесь присутствует в снятом виде.
Неколебимой истине
Не верю я давно,
И все моря, все пристани
Люблю, люблю равно.
Хочу, чтоб всюду плавала
Свободная ладья,
И Господа и Дьявола
Хочу прославить я.
Когда же в белом саване
Усну, пускай во сне
Все бездны и все гавани
Чредою снятся мне.
(В.Брюсов. "З.Гиппиус")
Не верю я давно,
И все моря, все пристани
Люблю, люблю равно.
Хочу, чтоб всюду плавала
Свободная ладья,
И Господа и Дьявола
Хочу прославить я.
Когда же в белом саване
Усну, пускай во сне
Все бездны и все гавани
Чредою снятся мне.
(В.Брюсов. "З.Гиппиус")
В главе "Великий инквизитор" "Братьев Карамазовых" Достоевский дает легенду, рассказанную Иваном Карамазовым, героем, нравственность которого спорна, ум же бесспорен.
Легенда о Великом Инквизиторе - разумеется, спор с "Молчи, скрывайся и таи", то есть последнее слово кардинала, окончательное, но уж не Евангелие ли это от карамазовского черта? Сам жанр Иван Карамазов берет у древних, у Данте, у Гюго, и в отечественной практике: "У нас по монастырям занимались тоже переводами, списыванием и даже сочинением таких поэм, да еще когда -- в татарщину".
Начинается поэма как и обычно: «Народ непобедимою силой стремится к нему, окружает его, нарастает кругом него, следует за ним», а вот дальше вовсе невероятное: его арестовывают..
Все-таки тут что-то не то, абсурдинка мира задета. По сути, страшный и умный дух предлагает уже тогда интернет с доставкой пиццы и готовой, но блюдечке поданной информацией, со всем готовым - "преврати камни в хлебы", предлагает колокольню - Останкинскую башню и поклониться ему, что неизменно с древних времен делают чиновники.
Достоевский обыгрывает фразу Иммануила Канта о том, что человек должен быть не средством, а целью, что ради блага человека должно совершаться все. Здесь - одна из загадок философического романа, средоточие внеполифонического мировоззрения автора, когда вся прежняя полифония соединяется в пучок и скручивается в одну тугую проволоку. Поэтика абсурда. Как она работает?
Ну, предположим, человек цель. Для великого инквизитора человек- цель, и что? В результате костры инквизиции? Мрак средневековья?
Когда нас делают целью, это не хуже ли того, если нас делают средством?
Инквизитор точно знает свою цель: сделать человека не свободным - это иллюзия, а счастливым. Так как эта великая цель, она требует великих жертв, поэтому автор показывает, что человек ни цель и ни средство.
Средства: костры инквизиции - то есть страх.
Иван же считает, что вся история не стоит одной "слезинки ребёнка". Это спор с Гегелем, с его историософией. Но Гегель не предполагал дальнейших слезинок, он лишь оправдал развитием духа от СД к АД те слезу человечества, что лились во имя его развития. Теперь дух должен быть абсолютен, а человек кроток. История завершилась. Для Гегеля. И каждый последующий человек на земле так же для себя пишет свою историософию, когда все предшествующее объясняется, оправдывается, а дальнейших целей и средств не предполагается. Все они требуют жертв.
1. Преврати камни в хлебы и тогда люди за тобой пойдут, а если не сделаешь это, то они продадут тебя за тот самый хлеб.
Дай все готовое, чтобы цель - хлебы не требовала средств.
2. Так яви людям чудо. Сбросься сегодня с высокой церкви, ведь тебя подхватят ангелы, все это увидят и последуют за тобой.
Средство - твоя жизнь, риск ею, цель - люди пойдут за тобой.
3. Ты должен сказать, что ты царь вместо Кесаря, и люди бы стали тебя слушаться, но ты предпочёл царство небесное. Твоё царство не от мира сего.
Средство - сместить Кесаря, поменять царство небесное на царство земное. Во имя чего?
Дьявол - искуситель призывает Иисуса к подобным действиям. Он точно называет ему цели и подробно описывает средства.
Из этих трёх чудес можно выявить три главные средства умного, но страшного духа:
1. Чудо
2. Тайна
3. Авторитет.
Их Христос отверг тогда и поцеловал инквизитора сегодня. Инквизитор отпустил его на все четыре стороны. Христианство перестало быть средством и целью цивилизации.
Задание 1. Попробуйте сами ответить на вопросы великого инквизитора. Почему они для Христа- риторические, для нас – философские?
Легенда о Великом Инквизиторе - разумеется, спор с "Молчи, скрывайся и таи", то есть последнее слово кардинала, окончательное, но уж не Евангелие ли это от карамазовского черта? Сам жанр Иван Карамазов берет у древних, у Данте, у Гюго, и в отечественной практике: "У нас по монастырям занимались тоже переводами, списыванием и даже сочинением таких поэм, да еще когда -- в татарщину".
Начинается поэма как и обычно: «Народ непобедимою силой стремится к нему, окружает его, нарастает кругом него, следует за ним», а вот дальше вовсе невероятное: его арестовывают..
Все-таки тут что-то не то, абсурдинка мира задета. По сути, страшный и умный дух предлагает уже тогда интернет с доставкой пиццы и готовой, но блюдечке поданной информацией, со всем готовым - "преврати камни в хлебы", предлагает колокольню - Останкинскую башню и поклониться ему, что неизменно с древних времен делают чиновники.
Достоевский обыгрывает фразу Иммануила Канта о том, что человек должен быть не средством, а целью, что ради блага человека должно совершаться все. Здесь - одна из загадок философического романа, средоточие внеполифонического мировоззрения автора, когда вся прежняя полифония соединяется в пучок и скручивается в одну тугую проволоку. Поэтика абсурда. Как она работает?
Ну, предположим, человек цель. Для великого инквизитора человек- цель, и что? В результате костры инквизиции? Мрак средневековья?
Когда нас делают целью, это не хуже ли того, если нас делают средством?
Инквизитор точно знает свою цель: сделать человека не свободным - это иллюзия, а счастливым. Так как эта великая цель, она требует великих жертв, поэтому автор показывает, что человек ни цель и ни средство.
Средства: костры инквизиции - то есть страх.
Иван же считает, что вся история не стоит одной "слезинки ребёнка". Это спор с Гегелем, с его историософией. Но Гегель не предполагал дальнейших слезинок, он лишь оправдал развитием духа от СД к АД те слезу человечества, что лились во имя его развития. Теперь дух должен быть абсолютен, а человек кроток. История завершилась. Для Гегеля. И каждый последующий человек на земле так же для себя пишет свою историософию, когда все предшествующее объясняется, оправдывается, а дальнейших целей и средств не предполагается. Все они требуют жертв.
1. Преврати камни в хлебы и тогда люди за тобой пойдут, а если не сделаешь это, то они продадут тебя за тот самый хлеб.
Дай все готовое, чтобы цель - хлебы не требовала средств.
2. Так яви людям чудо. Сбросься сегодня с высокой церкви, ведь тебя подхватят ангелы, все это увидят и последуют за тобой.
Средство - твоя жизнь, риск ею, цель - люди пойдут за тобой.
3. Ты должен сказать, что ты царь вместо Кесаря, и люди бы стали тебя слушаться, но ты предпочёл царство небесное. Твоё царство не от мира сего.
Средство - сместить Кесаря, поменять царство небесное на царство земное. Во имя чего?
Дьявол - искуситель призывает Иисуса к подобным действиям. Он точно называет ему цели и подробно описывает средства.
Из этих трёх чудес можно выявить три главные средства умного, но страшного духа:
1. Чудо
2. Тайна
3. Авторитет.
Их Христос отверг тогда и поцеловал инквизитора сегодня. Инквизитор отпустил его на все четыре стороны. Христианство перестало быть средством и целью цивилизации.
Задание 1. Попробуйте сами ответить на вопросы великого инквизитора. Почему они для Христа- риторические, для нас – философские?
