Линейная характеризуется непрерывающимся линейным действием – мы следим за героем – каждым его действием от входа в театр до подъезда, откуда он направляется домой переодеться.
Все хлопает. Онегин входит,
Идет меж кресел по ногам,
Двойной лорнет скосясь наводит
На ложи незнакомых дам;
Все ярусы окинул взором,
Все видел: лицами, убором
Ужасно недоволен он;
С мужчинами со всех сторон
Раскланялся, потом на сцену
В большом рассеянье взглянул,
Отворотился - и зевнул,
И молвил: "Всех пора на смену;
Балеты долго я терпел,
Но и Дидло мне надоел" {5}.
XXII
Еще амуры, черти, змеи
На сцене скачут и шумят;
Еще усталые лакеи
На шубах у подъезда спят;
Еще не перестали топать,
Сморкаться, кашлять, шикать, хлопать;
Еще снаружи и внутри
Везде блистают фонари;
Еще, прозябнув, бьются кони,
Наскуча упряжью своей,
И кучера, вокруг огней,
Бранят господ и бьют в ладони -
А уж Онегин вышел вон;
Домой одеться едет он.
Обратная:
Ретроспективная композиция характеризуется значительной долей изображения событий «до основной истории».
В аллею чёрные спустились небеса,
Но сердцу в эту ночь не превозмочь усталость...
Погасшие огни, немые голоса, -
Неужто это всё, что от мечты осталось?
О, как печален был одежд её атлас,
И вырез жутко бел среди наплечий чёрных!
Как жалко было мне её недвижных глаз
И снежной лайки рук, молитвенно-покорных!
А сколько было там развеяно души
Среди рассеянных, мятежных и бесслёзных!
Что звуков пролито, взлелеянных в тиши,
Сиреневых, и ласковых, и звёздных!
Так с нити порванной в волненьи иногда,
Средь месячных лучей, и нежны и огнисты,
В росистую траву катятся аметисты
И гибнут без следа.
(И.Анненский. После концерта)
Происходившее после концерта, рефлексия, стоит в начале стихотворения.
Условий света свергнув бремя,
Как он, отстав от суеты,
С ним подружился я в то время.
Мне нравились его черты,
Мечтам невольная преданность,
Неподражательная странность
И резкий, охлажденный ум.
Я был озлоблен, он угрюм;
Страстей игру мы знали оба;
Томила жизнь обоих нас;
В обоих сердца жар угас;
Обоих ожидала злоба
Слепой Фортуны и людей
На самом утре наших дней.
(А.Пушкин. «Евгений Онегин»)
Был вещим этот сон или не вещим…
Марс воссиял среди небесных звезд,
Он алым стал, искрящимся, зловещим, —
А мне в ту ночь приснился твоей приезд.
Он был во всем… И в баховской Чаконе,
И в розах, что напрасно расцвели,
И в деревенском колокольном звоне
Над чернотой распаханной земли.
И в осени, что подошла вплотную
И вдруг, раздумав, спряталась опять.
О август мой, как мог ты весть такую
Мне в годовщину страшную отдать!
Чем отплачу за царственный подарок?
Куда идти и с кем торжествовать?
И вот пишу, как прежде без помарок,
Мои стихи в сожженную тетрадь.
9
По той дороге, где Донской
Вел рать великую когда-то,
Где ветер помнит супостата,
Где месяц желтый и рогатый, —
Я шла, как в глубине морской…
Шиповник так благоухал,
Что даже превратился в слово,
И встретить я была готова
Моей судьбы девятый вал.
(А.Ахматова. Шиповник цветет)
Сложное переслетение перспектив возвращает нас в ту тетрадь, что давно сожжена.
Фрагментарная, асимметричная
Т.А.Гофман. Житейские воззрения кота Мурра. "Книга пошла в печать, и вскоре к издателю пришли на просмотр первые оттиски набранных страниц. Представьте себе, однако, до чего испуган был издатель, когда убедился, что история Мурра прерывается во многих местах и перемежается с какими-то иными эпизодами, с фрагментами совершенно иной книги, содержащей повествование о жизни капельмейстера Иоганнеса Крейслера".
По ошибке издателя композиция стала фрагментарной.
М.Ю.Лермонтов. Герой нашего времени. Каждая повесть дополняет представления о Печорине, но в то же время исполненный поэзии психологически углублённый «Журнал Печорина» контрастирует с поверхностным взглядом.
Максима Максимовича («Бэла»).
А. Твардовский «Василий Теркин»
Вся книга читается хоть с начала, хоть с конца одинаково, это разные эпизоды жизни бойца.
Кольцевая – симметричная в стихотворении Лермонтова "Бородино" - рассказ дяди начинается и заканчивается одними и теми же словами "Да, были люди в наше время".
Спиральная, асимметричная в «Герое нашего времени»
Разгадка героя происходит в результате сжимания кругов или приближения маятника, качающегося над героем. («Колодец и маятник» Э.По. ) Колодец- это спираль в обратную сторону. Так терял надежду Евгений Онегин, так терял надежду Троекуров – равно как терял надежду лирический герой «Ворона» Э.По.
«В первых двух -- "Бэла" и "Максим Максимыч" -- автор, или, говоря точнее, герой-рассказчик, любознательный путешественник, описывает свою поездку на Кавказ по Военно-Грузинской дороге в
1837 году или около того. Это Рассказчик 1. Выехав из Тифлиса в северном направлении, он знакомится в
пути со старым воякой по имени Максим Максимыч. Какое-то время они путешествуют вместе, и Максим Максимыч сообщает Рассказчику 1 о некоем Григории Александровиче Печорине, который, тому пять лет, неся военную службу в Чечне, севернее Дагестана, однажды умыкнул черкешенку. Максим Максимыч -- это Рассказчик 2, и
история его называется "Бэла". При следующем своем дорожном свидании ("Максим Максимыч")
Рассказчик 1 и Рассказчик 2 встречают самого Печорина. Последний становится Рассказчиком 3 -- ведь еще три истории
будут взяты из журнала Печорина, который Рассказчик 1 опубликует посмертно.
Внимательный читатель отметит, что весь фокус подобной композиции состоит в том, чтобы раз за разом приближать к нам
Печорина, пока наконец он сам не заговорит с нами, но к тому времени его уже не будет в живых. В первом рассказе Печорин находится от читателя на "троюродном" расстоянии, поскольку мы знаем о нем со слов Максима Максимыча да еще в передаче Рассказчика 1. Во второй истории Рассказчик 2 как бы самоустраняется, и Рассказчик 1 получает возможность увидеть Печорина собственными глазами. С каким трогательным нетерпением спешил Максим Максимыч предъявить своего героя в натуре. И вот перед нами три последних рассказа; теперь, когда Рассказчик 1 и
Рассказчик 2 отошли в сторону, мы оказываемся с Печориным лицом к лицу.
Из-за такой спиральной композиции временная последовательность оказывается как бы размытой. Рассказы
наплывают, разворачиваются перед нами, то все как на ладони, то словно в дымке, а то вдруг, отступив, появятся вновь уже в ином ракурсе или освещении, подобно тому как для путешественника
открывается из ущелья вид на пять вершин Кавказского хребта.
Этот путешественник -- Лермонтов, а не Печорин. Пять рассказов
располагаются друг за другом в том порядке, в каком события
становятся достоянием Рассказчика 1, однако хронология их иная;
в общих чертах она выглядит так:
1. Около 1830 года офицер Печорин, следуя по казенной
надобности из Санкт-Петербурга на Кавказ в действующий отряд,
останавливается в приморском городке Тамань (порт, отделенный
от северо-восточной оконечности полуострова Крым нешироким
проливом). История, которая с ним там приключилась, составляет
сюжет "Тамани", третьего по счету рассказа в романе.
2. В действующем отряде Печорин принимает участие в
стычках с горскими племенами и через некоторое время, 10 мая
1832 года, приезжает отдохнуть на воды, в Пятигорск. В
Пятигорске, а также в Кисловодске, близлежащем курорте, он
становится участником драматических событий, приводящих к тому,
что 17 июня он убивает на дуэли офицера. Обо всем этом он
повествует в четвертом рассказе -- "Княжна Мери".
3. 19 июня по приказу военного командования Печорин
переводится в крепость, расположенную в Чеченском крае, в
северо-восточной части Кавказа, куда он прибывает только осенью
(причины задержки не объяснены). Там он знакомится со
штабс-капитаном Максимом Максимычем. Об этом Рассказчик 1
узнает от Рассказчика 2 в "Бэле", с которой начинается роман.
4. В декабре того же года (1832) Печорин уезжает на две
недели из крепости в казачью станицу севернее Терека, где
приключается история, описанная им в пятом, последнем рассказе
-- "Фаталист".
5. Весною 1833 года он умыкает черкесскую девушку, которую
спустя четыре с половиной месяца убивает разбойник Казбич. В
декабре того же года Печорин уезжает в Грузию и в скором
времени возвращается в Петербург, Об этом мы узнаем в "Бэле".
6. Проходит около четырех лет, и осенью 1837 года
Рассказчик 1 и Рассказчик 2, держа путь на север, делают
остановку во Владикавказе и там встречают Печорина, который уже
опять на Кавказе, проездом в Персию. Об этом повествует
Рассказчик 1 в "Максиме Максимыче", втором рассказе цикла.
7. В 1838 .или 1839 году, возвращаясь из Персии, Печорин
умирает при обстоятельствах, возможно, подтвердивших
предсказание, что он погибнет в результате несчастливого брака.
Рассказчик 1 публикует посмертно его журнал, полученный от
Рассказчика 2. О смерти героя Рассказчик 1 упоминает в своем
предисловии (1841) к "Журналу Печорина", содержащему "Тамань",
"Княжну Мери" и "Фаталиста".
Таким образом, хронологическая последовательность пяти
рассказов, если говорить об их связи с биографией Печорина,
такова: "Тамань", "Княжна Мери", "Фаталист", "Бэла", "Максим
Максимыч".
Маловероятно, чтобы в процессе работы над "Бэлой"
Лермонтов уже имел сложившийся замысел "Княжны Мери".
Подробности приезда Печорина в крепость Каменный Брод,
сообщаемые Максимом Максимычем в "Бэле", не вполне совпадают с
деталями, упомянутыми самим Печориным в "Княжне Мери".
Во всех пяти рассказах немаЛо несообразностей, одна другой
примечательнее, однако повествование движется с такою
стремительностью и мощью, столько мужественной красоты в этой
романтике, от замысла же веет такой захватывающей цельностью,
что читателю просто не приходит в голову задуматься, из чего,
собственно, русалка в "Тамани" заключила, что Печорин не умеет
плавать, или почему драгунский капитан полагал, что секунданты
Печорина не найдут нужным принять участие в заряживании
пистолетов. Положение, в каком оказывается Печорин, вынужденный
в конце концов подставить лоб под дуло пистолета Грушницкого,
могло бы выглядеть куда как нелепо, если забыть о том, что наш
герой полагался отнюдь не на случай, но на судьбу. Об этом
совершенно недвусмысленно говорит последний и, надо сказать,
лучший рассказ -- "Фаталист", важнейшая сцена которого также
построена на предположении, заряжен пистолет или не заряжен, и
в котором между Печориным и Вуличем происходит как бы заочная
дуэль, где все предуготовления к смерти берет на себя не
фатоватый драгунский капитан, но сама Судьба».
(В.Набоков)
Концентрическая, симметричная
«Колобок» - поет каждому персонажу одну и ту же песню, а потом убегает.
В стихах, когда повторяется одно и то же несколько раз.
Сияла ночь. Луной был полон сад. Лежали
Лучи у наших ног в гостиной без огней.
Рояль был весь раскрыт, и струны в нем дрожали,
Как и сердца у нас за песнею твоей.
Ты пела до зари, в слезах изнемогая,
Что ты одна - любовь, что нет любви иной,
И так хотелось жить, чтоб, звука не роняя,
Тебя любить, обнять и плакать над тобой.
И много лет прошло, томительных и скучных,
И вот в тиши ночной твой голос слышу вновь,
И веет, как тогда, во вздохах этих звучных,
Что ты одна - вся жизнь, что ты одна - любовь,
Что нет обид судьбы и сердца жгучей муки,
А жизни нет конца, и цели нет иной,
Как только веровать в рыдающие звуки,
Тебя любить, обнять и плакать над тобой!
(А.Фет)
Зеркальная. симметричная
А.Пушкин. Е.Онегин
Встреча на людях – безответные письма – томление – встреча – отказ. Относятся и к Татьяне, и к Евгению.
Ценности зеркально отражены у героев: светская жизнь, свобода, любовь, семья. Он находит то, что она уже утратила.
А.Пушкин «Капитанская дочка». Беда с Машей – Гринев просит милости крестьянского царя. – Беда с Петрушей – Маша просит милости императрицы.
Маятник - благодаря цезуре в строке ощущение раскачивания маятника. Симметричная.
Плывет в тоске необьяснимой
среди кирпичного надсада
ночной кораблик негасимый
из Александровского сада,
ночной фонарик нелюдимый,
на розу желтую похожий,
над головой своих любимых,
у ног прохожих.
Плывет в тоске необьяснимой
пчелиный хор сомнамбул, пьяниц.
В ночной столице фотоснимок
печально сделал иностранец,
и выезжает на Ордынку
такси с больными седоками,
и мертвецы стоят в обнимку
с особняками.
Плывет в тоске необъяснимой
певец печальный по столице,
стоит у лавки керосинной
печальный дворник круглолицый,
спешит по улице невзрачной
любовник старый и красивый.
Полночный поезд новобрачный
плывет в тоске необъяснимой.
Плывет во мгле замоскворецкой,
пловец в несчастие случайный,
блуждает выговор еврейский
на желтой лестнице печальной,
и от любви до невеселья
под Новый год, под воскресенье,
плывет красотка записная,
своей тоски не обьясняя.
Плывет в глазах холодный вечер,
дрожат снежинки на вагоне,
морозный ветер, бледный ветер
обтянет красные ладони,
и льется мед огней вечерних
и пахнет сладкою халвою,
ночной пирог несет сочельник
над головою.
Твой Новый год по темно-синей
волне средь моря городского
плывет в тоске необьяснимой,
как будто жизнь начнется снова,
как будто будет свет и слава,
удачный день и вдоволь хлеба,
как будто жизнь качнется вправо,
качнувшись влево.
(И.Бродский. Рождественский романс)