Естественный человек
Есть естественный человек, как тип в литературе, есть естественное состояние как концепт, есть промежуточное звено- фантазийный оборотень. Геродот описывал целое племя славян, представители которого могли превращаться в волков. Естественный человек, таким образом обладал двумя естествами - цивилизованным и диким.
"В своем естественном состоянии люди были равны между собой, они отличались чистотой нравов и были счастливы" (Ж.Ж.Руссо).
"Херувимову кто-то сказал, что будто бы Руссо в своем роде Радищев". (Ф.М.Достоевский)
Четыре модели
- Никогда не был цивилизованным. Согласно первой модели, «естественный человек» – это человек, не испорченный городом, воплощающий идею чистоты и благородства (А.Н.Радищев, Н.М.Карамзин). Здесь природное здоровье простых людей становится источником подлинной красоты, их безыскусственность выступает залогом нравственной силы и добра, умение гармонично жить по законам природы открывает для них истину.
- Цивилизованный человек, ощущающий внутри себя зверя. Вторая модель, воплотившаяся в творчестве Г.Гессе, Ф.М.Достоевского, Кальдерона открывает биологическую сторону человека, его звериное начало, заложенное природой. В классической литературе «человек-зверь», "человек-волк" оценивается с этической точки зрения как негативный вариант развития личности.
- Цивилизованный человек, ищущий в себе природное, тоскующий по нему. Третья модель - не принижение, а возвышение природы над цивилизацией. Метафора человек-зверь становится поиском способом обретения особенных, недоступных цивилизованному человеку качеств и чувств. В постмодернизме, в особенности у В. Пелевина, С.Алексеева нам всем еще нужно открыть в себе насекомое или зверя, чтобы понять себя.
- Зверь, превращенный в человека, боящийся стать снова зверем.(Е.Шварц. "Обыкновенное чудо") Кстати, в сказке Шварца обыгрываются и предыдущие три модели естественного человека, и охотники на Медведя.
- Тот, кто сроднился с природой, выжил в природе, но не стал ее частью навсегда.
«Естественный человек» создан как тип героя, который глазами природы смотрит на нашу цивилизацию, и каким бы ни был тот человек, нам перед ним неудобно:
– Но она не твоя! – сказали ему. – Разве вы пользуетесь только своим? Я вижу, что каждый человек имеет только речь, руки и ноги… а владеет он животными, женщинами, землей… и многим еще…
Задание 1. Докажите, что и лилипуты, и великаны , и гуингмы в «Путешествии Гулливера» - естественные люди. Что именно они сказали бы нашей цивилизации?
– Но она не твоя! – сказали ему. – Разве вы пользуетесь только своим? Я вижу, что каждый человек имеет только речь, руки и ноги… а владеет он животными, женщинами, землей… и многим еще…
Задание 1. Докажите, что и лилипуты, и великаны , и гуингмы в «Путешествии Гулливера» - естественные люди. Что именно они сказали бы нашей цивилизации?
Почему цивилизованный человек Робинзон выступает в роли учителя и наставника для Пятницы, тогда как должно было бы быть наоборот: в естественной природе в своей среде находится именно дикарь.
Сравните с Дерсу Урзала и найдите разницу во взглядах современности и Просвещения.
Брет разрывается между естественным и цивилизованным человеком. К естественному человеку- метадору - она испытывает настоящую страсть - она бессильна сопротивляться животному в себе. Как на это реагирует собеседник - цивилизованный возлюбленный? Ревнует ли он? Почему?
Мы сошли с вала. Тучи снова заволакивали небо. В парке под деревьями было темно.
— Джейк, ты еще любишь меня?
— Да, — сказал я.
— Знаешь, я погибла, — сказала Брет.
— Что ты?
— Я погибла. Я с ума схожу по этому мальчишке, Ромеро. Я, наверное, влюбилась в него.
— Я не стал бы этого делать на твоем месте.
— Я не могу с собой сладить. Я погибла. У меня все рвется внутри.
— Не делай этого.
— Не могу с собой сладить. Я никогда не могла с собой сладить.
— Это надо прекратить.
— Как же я прекращу? Не могу я ничего прекратить. Посмотри. Она протянула мне руку.
— Все во мне вот так дрожит.
— Не надо этого делать.
— Не могу с собой сладить. Я все равно погибла. Неужели ты не понимаешь?
— Нет.
— Я должна что-нибудь сделать. Я должна сделать что-нибудь такое, чего мне по-настоящему хочется. Я потеряла уважение к себе.
— Совсем тебе не нужно этого делать.
— Милый, не мучь меня. Как ты думаешь, легко мне терпеть этого несчастного Кона и скандалы, которые устраивает Майкл?
— Знаю, что нелегко.
— Не могу же я все время напиваться. — Нет. — Милый, пожалуйста, останься со мной. Ты останешься со мной и поможешь мне? — Конечно. — Я не говорю, что это хорошо. Хотя для меня это хорошо. Господи, никогда я не чувствовала себя такой дрянью. — Что ты хочешь, чтобы я сделал? — Пойдем, — сказала Брет. — Пойдем разыщем его. Мы вместе шли в темноте под деревьями по усыпанной гравием аллее, потом аллея кончилась, и мы через ворота парка вышли на улицу, ведущую в город. Педро Ромеро был в кафе. Он сидел за столиком с другими матадорами и спортивными критиками. Все они курили сигары. Когда мы вошли, они посмотрели на нас. Ромеро поклонился улыбаясь. Мы сели за столик в середине комнаты. — Попроси его перейти к нам и выпить с нами. — Подожди. Он сам придет. — Не могу смотреть на него. — А на него приятно смотреть, — сказал я
— Джейк, ты еще любишь меня?
— Да, — сказал я.
— Знаешь, я погибла, — сказала Брет.
— Что ты?
— Я погибла. Я с ума схожу по этому мальчишке, Ромеро. Я, наверное, влюбилась в него.
— Я не стал бы этого делать на твоем месте.
— Я не могу с собой сладить. Я погибла. У меня все рвется внутри.
— Не делай этого.
— Не могу с собой сладить. Я никогда не могла с собой сладить.
— Это надо прекратить.
— Как же я прекращу? Не могу я ничего прекратить. Посмотри. Она протянула мне руку.
— Все во мне вот так дрожит.
— Не надо этого делать.
— Не могу с собой сладить. Я все равно погибла. Неужели ты не понимаешь?
— Нет.
— Я должна что-нибудь сделать. Я должна сделать что-нибудь такое, чего мне по-настоящему хочется. Я потеряла уважение к себе.
— Совсем тебе не нужно этого делать.
— Милый, не мучь меня. Как ты думаешь, легко мне терпеть этого несчастного Кона и скандалы, которые устраивает Майкл?
— Знаю, что нелегко.
— Не могу же я все время напиваться. — Нет. — Милый, пожалуйста, останься со мной. Ты останешься со мной и поможешь мне? — Конечно. — Я не говорю, что это хорошо. Хотя для меня это хорошо. Господи, никогда я не чувствовала себя такой дрянью. — Что ты хочешь, чтобы я сделал? — Пойдем, — сказала Брет. — Пойдем разыщем его. Мы вместе шли в темноте под деревьями по усыпанной гравием аллее, потом аллея кончилась, и мы через ворота парка вышли на улицу, ведущую в город. Педро Ромеро был в кафе. Он сидел за столиком с другими матадорами и спортивными критиками. Все они курили сигары. Когда мы вошли, они посмотрели на нас. Ромеро поклонился улыбаясь. Мы сели за столик в середине комнаты. — Попроси его перейти к нам и выпить с нами. — Подожди. Он сам придет. — Не могу смотреть на него. — А на него приятно смотреть, — сказал я
Подарок "естественного человека" - телесен по сути и символичен. Жизнь, протекавшая на органическом уровне, закончилась оставленным органом.
"Быка, который убил Висенте Гиронеса, звали Черногубый, он числился под номером 118 в ганадерии Санхеса Таберно и был третьим быком, убитым Педро Ромеро на арене в тот же день. Под ликование толпы ему отрезали ухо и передали его Педро Ромеро, тот в свою очередь передал его Брет, а она завернула ухо в мой носовой платок и оставила и то и другое вместе с окурками сигарет «Муратти» в ящике ночного столика возле своей кровати, в отеле Монтойи, в Памплоне". (Э.Хэмингуэй. Фиеста)
Осознание своей скотской природы, самоуничижение и бессилие перед ней.
-- Ну-с, -- продолжал оратор, солидно и даже с усиленным на этот раз достоинством переждав опять последовавшее в комнате хихикание. -- Ну-с, я пусть свинья, а она дама! Я звериный образ имею, а Катерина Ивановна, супруга моя, -- особа образованная и урожденная штаб-офицерская дочь. Пусть, пусть я подлец, она же и сердца высокого, и чувств, облагороженных воспитанием, исполнена. А между тем... о, если б она пожалела меня! Милостивый государь, милостивый государь, ведь надобно же, чтоб у всякого человека было хоть одно такое место, где бы и его пожалели! А Катерина Ивановна дама хотя и великодушная, но несправедливая... И хотя я и сам понимаю, что когда она и вихры мои дерет, то дерет их не иначе как от жалости сердца (ибо, повторяю без смущения, она дерет мне вихры, молодой человек, -- подтвердил он с сугубым достоинством, услышав опять хихиканье), но, боже, что если б она хотя один раз... Но нет! нет! всё сие втуне, и нечего говорить! нечего говорить!.. ибо и не один раз уже бывало желаемое, и не один уже раз жалели меня, но... такова уже черта моя, а я прирожденный скот!
(Ф.М.Достоевский. Преступление и наказание).
-- Ну-с, -- продолжал оратор, солидно и даже с усиленным на этот раз достоинством переждав опять последовавшее в комнате хихикание. -- Ну-с, я пусть свинья, а она дама! Я звериный образ имею, а Катерина Ивановна, супруга моя, -- особа образованная и урожденная штаб-офицерская дочь. Пусть, пусть я подлец, она же и сердца высокого, и чувств, облагороженных воспитанием, исполнена. А между тем... о, если б она пожалела меня! Милостивый государь, милостивый государь, ведь надобно же, чтоб у всякого человека было хоть одно такое место, где бы и его пожалели! А Катерина Ивановна дама хотя и великодушная, но несправедливая... И хотя я и сам понимаю, что когда она и вихры мои дерет, то дерет их не иначе как от жалости сердца (ибо, повторяю без смущения, она дерет мне вихры, молодой человек, -- подтвердил он с сугубым достоинством, услышав опять хихиканье), но, боже, что если б она хотя один раз... Но нет! нет! всё сие втуне, и нечего говорить! нечего говорить!.. ибо и не один раз уже бывало желаемое, и не один уже раз жалели меня, но... такова уже черта моя, а я прирожденный скот!
(Ф.М.Достоевский. Преступление и наказание).
Какой тип естественного человека здесь представлен? В чем Толстой видит отсутствие нравственности?
Удивительное дело, какая полная бывает иллюзия того, что красота есть добро. Красивая женщина говорит глупости, ты слушаешь и не видишь глупости, а видишь умное. Она говорит, делает гадости, и ты видишь что-то милое. Когда же она не говорит ни глупостей, ни гадостей, а красива, то сейчас уверяешься, что она чудо как умна и нравственна.
Я вернулся в восторге домой и решил, что она верх нравственного совершенства и что потому-то она достойна быть моей женой, и на другой день сделал предложение.
Ведь что это за путаница! Из тысячи женящихся мужчин не только в нашем быту, но, к несчастью, и в народе, едва ли есть один, который бы не был женат уже раз десять, а то и сто или тысячу, как Дон-Жуан, прежде брака. (Есть теперь, правда, я слышу и наблюдаю, молодые люди чистые, чувствующие и знающие, что это не шутка, а великое дело. Помоги им бог! Но в мое время не было ни одного такого на десять тысяч.) И все знают это и притворяются, что не знают. Во всех романах до подробностей описаны чувства героев, пруды, кусты, около которых они ходят; но, описывая их великую любовь к какой-нибудь девице, ничего не пишется о том, что было с ним, с интересным героем, прежде: ни слова о его посещениях домов, о горничных, кухарках, чужих женах. Если же есть такие неприличные романы, то их не дают в руки, главное, тем, кому нужнее всего это знать, -- девушкам. Сначала притворяются перед девушками в том, что того распутства, которое наполняет половину жизни наших городов и деревень даже, что этого распутства совсем нет. Потом так приучаются к этому притворству, что наконец, как англичане, сами начинают искренно верить, что мы все нравственные люди и живем в нравственном мире. Девушки же, те, бедные, верят в это совсем серьезно. Так верила и моя несчастная жена. Помню, как, уже будучи женихом, я показал ей свои дневник, из которого она могла узнать хотя немного мое прошедшее, главное -- про последнюю связь, которая была у меня и о которой она могла узнать от других и про которую я потому-то и чувствовал необходимость сказать ей. Помню ее ужас, отчаяние и растерянность, когда она узнала и поняла. Я видел, что она хотела бросить меня тогда. И отчего она не бросила!
Он издал свой звук, помолчал и отпил еще глоток чаю.
(Л.Толстой. Крейцерова соната)
Я вернулся в восторге домой и решил, что она верх нравственного совершенства и что потому-то она достойна быть моей женой, и на другой день сделал предложение.
Ведь что это за путаница! Из тысячи женящихся мужчин не только в нашем быту, но, к несчастью, и в народе, едва ли есть один, который бы не был женат уже раз десять, а то и сто или тысячу, как Дон-Жуан, прежде брака. (Есть теперь, правда, я слышу и наблюдаю, молодые люди чистые, чувствующие и знающие, что это не шутка, а великое дело. Помоги им бог! Но в мое время не было ни одного такого на десять тысяч.) И все знают это и притворяются, что не знают. Во всех романах до подробностей описаны чувства героев, пруды, кусты, около которых они ходят; но, описывая их великую любовь к какой-нибудь девице, ничего не пишется о том, что было с ним, с интересным героем, прежде: ни слова о его посещениях домов, о горничных, кухарках, чужих женах. Если же есть такие неприличные романы, то их не дают в руки, главное, тем, кому нужнее всего это знать, -- девушкам. Сначала притворяются перед девушками в том, что того распутства, которое наполняет половину жизни наших городов и деревень даже, что этого распутства совсем нет. Потом так приучаются к этому притворству, что наконец, как англичане, сами начинают искренно верить, что мы все нравственные люди и живем в нравственном мире. Девушки же, те, бедные, верят в это совсем серьезно. Так верила и моя несчастная жена. Помню, как, уже будучи женихом, я показал ей свои дневник, из которого она могла узнать хотя немного мое прошедшее, главное -- про последнюю связь, которая была у меня и о которой она могла узнать от других и про которую я потому-то и чувствовал необходимость сказать ей. Помню ее ужас, отчаяние и растерянность, когда она узнала и поняла. Я видел, что она хотела бросить меня тогда. И отчего она не бросила!
Он издал свой звук, помолчал и отпил еще глоток чаю.
(Л.Толстой. Крейцерова соната)
У Чехова естественный человек - ребенок, он противоположен лицемерному и жестокому миру взрослых. Докажите это на примере рассказа Чехова "Событие".
— Какие маленькие! — говорит Нина, делая большие глаза и заливаясь веселым смехом. — Похожи на мышов!
— Раз, два, три... — считает Ваня. — Три котенка. Значит, мне одного, тебе одного и еще кому-нибудь одного.
— Мурррм... мурррм... — мурлычет роженица, польщенная вниманием. — Мурррм.
Наглядевшись на котят, дети берут их из-под кошки и начинают мять в руках, потом, не удовлетворившись этим, кладут их в подолы рубах и бегут в комнаты.
— Мама, кошка ощенилась! — кричат они.
Мать сидит в гостиной с каким-то незнакомым господином. Увидев детей, неумытых, неодетых, с задранными вверх подолами, она конфузится и делает строгие глаза.
— Опустите рубахи, бесстыдники! — говорит она. — Подите отсюда, а то я вас накажу.
Но дети не замечают ни угроз матери, ни присутствия чужого человека. Они кладут котят на ковер и поднимают оглушительный визг. Около них ходит роженица и умоляюще мяукает. Когда, немного погодя, детей тащат в детскую, одевают их, ставят на молитву и поят чаем, они полны страстного желания поскорее отделаться от этих прозаических повинностей и опять бежать в кухню.
(А.П.Чехов. Событие)
— Раз, два, три... — считает Ваня. — Три котенка. Значит, мне одного, тебе одного и еще кому-нибудь одного.
— Мурррм... мурррм... — мурлычет роженица, польщенная вниманием. — Мурррм.
Наглядевшись на котят, дети берут их из-под кошки и начинают мять в руках, потом, не удовлетворившись этим, кладут их в подолы рубах и бегут в комнаты.
— Мама, кошка ощенилась! — кричат они.
Мать сидит в гостиной с каким-то незнакомым господином. Увидев детей, неумытых, неодетых, с задранными вверх подолами, она конфузится и делает строгие глаза.
— Опустите рубахи, бесстыдники! — говорит она. — Подите отсюда, а то я вас накажу.
Но дети не замечают ни угроз матери, ни присутствия чужого человека. Они кладут котят на ковер и поднимают оглушительный визг. Около них ходит роженица и умоляюще мяукает. Когда, немного погодя, детей тащат в детскую, одевают их, ставят на молитву и поят чаем, они полны страстного желания поскорее отделаться от этих прозаических повинностей и опять бежать в кухню.
(А.П.Чехов. Событие)
Образ Калибана использовался в литературе с эпохи Возрождения. Этот персонаж из пьесы Шекспира “Буря” стал символом грубого и жестокого существа, которое живет в невежестве и не знает о своей истинной природе.
Одним из первых примеров использования образа Калибана в литературе является роман Джона Мильтона “Самсон Адраман” (1671). В этом произведении Калибан символизирует грубую силу и жестокость, которые противостоят цивилизованному миру.
Позже образ Калибана появляется в романе Германа Мелвилла “Моби Дик” (1851). В этой книге он олицетворяет примитивную и дикую природу, которая противостоит цивилизованному человеку.
Также стоит отметить, что образ Калибана используется в современной литературе, например, в романах Джона Фаулза “Волхв” и "Коллекционер". Здесь Калибан символизирует первобытную силу, которая скрыта в каждом человеке и может проявиться в самом добром из них в любой момент.
Кроме того, образ Калибана помогает Фаулзу создать атмосферу страха и напряжения в романах. Так, в "Коллекционере" он не является олицетворением зла и насилия, но постепенно его действия создают атмосферу тревоги и ужаса.
Использование образа Калибана позволяет Фаулзу подчеркнуть моральные аспекты поведения героев и показать, насколько далеко они могут зайти в своих преступных намерениях.
Одним из первых примеров использования образа Калибана в литературе является роман Джона Мильтона “Самсон Адраман” (1671). В этом произведении Калибан символизирует грубую силу и жестокость, которые противостоят цивилизованному миру.
Позже образ Калибана появляется в романе Германа Мелвилла “Моби Дик” (1851). В этой книге он олицетворяет примитивную и дикую природу, которая противостоит цивилизованному человеку.
Также стоит отметить, что образ Калибана используется в современной литературе, например, в романах Джона Фаулза “Волхв” и "Коллекционер". Здесь Калибан символизирует первобытную силу, которая скрыта в каждом человеке и может проявиться в самом добром из них в любой момент.
Кроме того, образ Калибана помогает Фаулзу создать атмосферу страха и напряжения в романах. Так, в "Коллекционере" он не является олицетворением зла и насилия, но постепенно его действия создают атмосферу тревоги и ужаса.
Использование образа Калибана позволяет Фаулзу подчеркнуть моральные аспекты поведения героев и показать, насколько далеко они могут зайти в своих преступных намерениях.
Охарактеризуйте Калибана. В каких произведениях литературы вам встречались подобные персонажи?
Калибан
Ты даже и поесть мне не даешь!..
Я этот остров получил по праву
От матери, а ты меня ограбил.
Сперва со мной ты ласков был и добр,
Ты вкусным угощал меня напитком,
Ты научил меня, как называть
И яркое и бледное светила,
Которые нам светят днем и ночью,
И я тебя за это полюбил,
Весь остров показал и все угодья:
И пастбища, и соляные ямы,
И родники... Дурак я! Будь я проклят!..
Пусть нападут на вас нетопыри,
Жуки и жабы - слуги Сикораксы!..
Сам над собою был я господином,
Теперь я - раб. Меня в нору загнали,
А остров отняли!
Просперо
Ты лживый раб!
С тобой добром не сладишь, только плетью.
Сначала я с тобою обращался,
Хоть ты животное, как с человеком.
Ты жил в моей пещере. Но потом
Ты дочь мою замыслил обесчестить!
Калибан
Хо-хо! Хо-хо! А жаль, не удалось!
Не помешай ты мне - я населил бы
Весь остров Калибанами
(У.Шекспир. Буря)
Ты даже и поесть мне не даешь!..
Я этот остров получил по праву
От матери, а ты меня ограбил.
Сперва со мной ты ласков был и добр,
Ты вкусным угощал меня напитком,
Ты научил меня, как называть
И яркое и бледное светила,
Которые нам светят днем и ночью,
И я тебя за это полюбил,
Весь остров показал и все угодья:
И пастбища, и соляные ямы,
И родники... Дурак я! Будь я проклят!..
Пусть нападут на вас нетопыри,
Жуки и жабы - слуги Сикораксы!..
Сам над собою был я господином,
Теперь я - раб. Меня в нору загнали,
А остров отняли!
Просперо
Ты лживый раб!
С тобой добром не сладишь, только плетью.
Сначала я с тобою обращался,
Хоть ты животное, как с человеком.
Ты жил в моей пещере. Но потом
Ты дочь мою замыслил обесчестить!
Калибан
Хо-хо! Хо-хо! А жаль, не удалось!
Не помешай ты мне - я населил бы
Весь остров Калибанами
(У.Шекспир. Буря)
