"Весной 1903 года отец снял дачу в Оболенском близ Малоярославца по Брянской, ныне — Киевской железной дороге. Дачным соседом нашим оказался Скрябин. Мы и Скрябины тогда еще не были знакомы домами. Дачи стояли на бугре вдоль лесной опушки в отдалении друг от друга. На дачу приехали, как водится, рано утром. Солнце дробилось в лесной листве, низко свешивавшейся над домом. Расшивали и пороли рогожные тюки. Из них тащили спальные принадлежности, запасы провизии, вынимали сковороды, ведра. Я убежал в лес. Боже и господи сил, чем он в то утро был полон! Его по всем направлениям пронизывало солнце, лесная движущаяся тень то так, то сяк все время поправляла на нем шапку, на его подымающихся и опускающихся ветвях птицы заливались тем всегда неожиданным чириканьем, к которому никогда нельзя привыкнуть, которое поначалу порывисто громко и потом постепенно затихает и которое горячей и частой своей настойчивостью похоже на деревья вдаль уходящей чащи. И совершенно так же, как чередовались в лесу свет и тень и перелетали с ветки на ветку и пели птицы, носились и раскатывались по нему куски и отрывки Третьей симфонии или Божественной поэмы, которую в фортепианном выражении сочиняли на соседней даче. Боже, что это была за музыка! Симфония беспрерывно рушилась и обваливалась, как город под артиллерийским огнем, и вся строилась и росла из обломков и разрушений. Ее всю переполняло содержание, до безумия разработанное и новое, как нов был жизнью и свежестью дышавший лес. одетый в то утро, не правда ли. весенней листвой 1903-го. а не 1803 года. И как не было в этом лесу ни одного листика из гофрированной бумаги или крашеной жести, так не было в симфонии ничего ложно глубокого, риторически почтенного, «как у Бетховена», «как у Глинки», «как у Ивана Ивановича», «как у княгини Марьи Алексевны», но трагическая сила сочиняемого торжественно показывала язык всему одряхлело признанному и величественно тупому и была смела до сумасшествия, до мальчишества, шаловливо стихийная и свободная, как падший ангел. Предполагалось, что сочинявший такую музыку человек понимает, кто он такой, и после работы бывает просветленно ясен и отдохновенно спокоен" (Б.Пастернак. Люди и положения)

Гомункул- прообраз искусственного интеллекта в "Фаусте" Гете.  Вагнер, увлекшись органической химией с целью найти средство составлять органические тела и даже человека путем кристаллизации чрез смешение противоположных веществ ex contrarüs et incongrue, создал в побирке бесформенное существо. Предположение о возможности воспроизвесть такого рода существо впервые высказано средневековым алхимиком Парацельсом, которым и придумано название этому существу homunculus (человечек).
Тристрам Шенди приводит мнение своего отца, известного натурфилософа, что гомункулы одарены теми же природными свойствами и способностями, как и мы, проявляют очень большую деятельность и подвижность и обладают чудесным, таинственным ведением. Верование, что духов можно заключать посредством заклинания в сосуды было тоже распространено в средние века: папа Бенедикт IX держал в склянке семь им заклятых демонов. Всем этим материалом Гёте воспользовался для создания одной из самых таинственных личностей в своей поэме, однако не преминул посмеяться над теоретиками, предпочитающими содержани е форме.