Сборник стихов и рецензий на них

Стихотворение Ольги Чернорицкой "Школьная тетрадь" - будто бы страничка детского песенника: два куплета, два припева - что-то такое, что пробуждает ностальгические воспоминания о школьных уроках пения. При этом наполнение "куплета" весьма эклектично, произвольно и весело в своей образной пестроте. Смежная рифмовка даёт чёткую обособленность каждому "стёклышку" этого калейдоскопа("Это мама, это папа, Это пёс по кличке Тяпа, На обложке два сердечка, Два смешные человечка, Это мы с сестрой на даче, Это мой дневник девчачий..".) А "припев" организует вращение колеса калейдоскопного времени, чтобы каждое "стёклышко" было рассмотрено со всех сторон, сломов и граней ("Я пишу в тетрадь Все мои волненья, Я пишу в тетрадь Все мои сомненья.."). Нарочитая неловкость ("пишу волненья". "пишу сомненья") делает лирическую героиню истинным автором "девчачьего дневника", не вбивая клин между поэтически умудрённым автором и непосредственной школьницей, сочинившей собственную "песнь песней". И если бы музыка, которая не замедлит появиться или уже имеет место быть, оказалась бы столь же естественной и интонационно незамысловатой, мы имели бы "школьную песню" для взрослых и невзрослых девушек, которые ещё не впали в прострацию и не успели забыть своё шикарное школьное прошлое...
Инга Чурбанова, кандидат филологических наук, член Союза писателей России

 «ЛУННЫЙ ПУТЬ»
 
Название стихотворения Ольги Чернорицкой отсылает нас к традиционному стремлению идти «куда-то просто по привычке». Судьба, «заложница земного притяженья», с давних пор ведет нас, особенно поэтов, «туда – не знаю куда».
С тех пор, как Лермонтов вышел один на дорогу и сгинул, целая толпа пиитов вытоптала кремнистый путь, да так, что он, отполированный, не блестит, а сияет до рези в глазах.
Полировать начал ещё Василий Жуковский, посвятивший ночному светилу десять стихотворений и сравнивший его с таинственной лампадой («Подробный отчёт о луне»). Александр Пушкин безжалостно обозвал луну «глупой». С точки зрения Михаила Лермонтова, луна – это «блин со сметаной» («Посреди небесных тел»). Заступились за неё, пожалуй, только Фёдор Тютчев и Афанасий Фет.
Подлинное признание луна обрела в поэзии «серебряного века». Тусклое «время луны» породило многочисленные стихи о ней. Особенно отличился Константин Бальмонт, повторивший «подвиг» Василия Жуковского по количеству, но не по качеству. Поначалу он сравнивал луну с серпом, но потом одумался и назвал её царицей («Восхваление луны»). Марина Цветаева ограничилась банальным сравнением с серпом («Новолуние»), туда же двинул и Пётр Орешин, но позднее догадался сопоставить небесное тело с рогом степного буйвола («Месяц»). Николай Гумилёв сравнил луну с сияющим алмазом («Свидание»), а Иван Бунин – с обитательницей гарема (кто бы сомневался!).
Сергей Есенин разошёлся не на шутку и окрестил «желтоглазую» ягнёночком, жеребёнком, рогом и колоколом (ссылки приводить не буду, хрестоматийные строки известны из школьной программы).
Владимир Маяковский сравнил «ненаглядную» с «серебряной ложкой» («Лунная ночь»), завершив серебряный век по-своему.
В двадцатом столетии луна не затерялась, особенно у восторженных поэтесс. У Вероники Тушновой она «очерчена радужным кругом («Тропинка»), у Ларисы Васильевой - соткана из льна («Льняная луна»).
Но дадим слово классикам… Николай Тряпкин оказался оригиналом и смешал со снегом «лунный порошок» (Дорога»). Владимир Высоцкий обошёлся без сравнений и ограничился упоминаниями луны в своих сочинениях. У Николая Рубцова – фольклорное восприятие отражённого луной солнечного света: «отблеск небесного счастья» («Осенняя луна»). А вот у Юрия Кузнецова, согласно славянской мифологии, она источник злого, тёмного начала. В стихотворении «Испытание зеркалом» сам дьявол открывает лирическому герою тайну своего зеркального обмана: «вместо солнца ты видишь луну».
Итак, беглый обзор (если хотите утонуть в лунном сиянии, возьмите в библиотеке антологию «Три века русской поэзии» - В.Н.) однозначно показывает, что ведущим тропом на этой поэтической тропе (простите за тавтологию) стало сравнение.
Ольга Чернорицкая решила не мелочиться и сравнила луну аж три раза подряд: с «вечной запятой, мирской скобой, белесою кавычкой». Понятно, что эта внешняя форма не луны, а месяца, но не будем придираться, куда важнее разгадать поэтический подтекст. В последующих строфах автор разъясняет смысл образного выбора.
«Вечная запятая» указывает на невозможность познания человеческим умом всей сложности бытия. Дух всеобъемлющий и вечный неподвластен ограниченному временем носителю сознания, поэтому и каждый человек в отдельности, и поколения в целом вынуждены «ставить запятую», передавать потомкам вечную «теорему Бога».
Но жизнь, «мирская скоба», невозможна без преодоления. Узкие врата, ведущие к спасению, открываются силой, - тут столько дверей, что устанешь за скобы дёргать, - но куда деться «заложнице земного притяженья»? Зато «стремление идти» (слова «иду», «идут», «идти» повторяются в стихотворении девять раз!) - даже ночью заслоняет от мрака.
Но, увы, ирония смерти главенствует, «ни свет, ни стоны, ни моленья» уже не воскресят, как в стародавние времена, и поэту, как и любому человеку, оставляется привычка («замена счастию она»). Остаётся вынужденная самоирония, «белесая кавычка».
Так мы и живём в подлунном мире, ищем созвучия в душе, - обычно «под тяжёлый стон».
Как заметил ещё один из классиков, «этот стон у нас песней зовётся». Стихотворение – та же песня, удалась она или нет?
Внутренняя и внешняя цельность, самодостаточность, чувство ритма, выдержанный размер, композиционное кольцо – всё свидетельствует о том, что стихотворение сложилось по законам гармонии, оно зазвучало, стало жить и разрастаться согласно таинственному предназначению поэзии, родной сестры молитвы.
Каждый новый читатель увидит в нём что-то своё, но только после автора…
 
P. S.:
«Баллада о российском паспорте» мне тоже приглянулась (люблю иронию и самоиронию, особенно в перекличке с Маяковским). Я настроился написать о балладе жирный опус, но споткнулся о высокую ступень профессионального разбора Лусине Флджян, целым экспертом Совета Европы по образованию, доктору, профессору и прочая и прочая. А когда узрел её отчество (Грантовна!), то окончательно выпал в осадок…
 
Виктор БАРАКОВ, литературный критик, член Совета по критике при Союзе писателей России.
 
 

Поэзия как зеркало тайны бытия

(Взгляд философа)

Записанное в цифре не стереть,

Оно уже странслировано в стратос

 

Поэзия, согласно известному немецкому философу М. Хайдеггеру, есть то, что придает форму бытию, создает его завершенность, целостность, позволяет обнаружить истину и смысл. «Жить поэтически, - пишет М. Хайдеггер, - значит пребывать в присутствии богов и быть затронутым близостью сущности вещей. Здесь-бытие в основе своей — «поэтическое»; это в то же время означает, что оно как учрежденное (основанное) — не заслуга, а дар»[1].
Поэзия, причем здесь не имеет значения, о каком концепте именно идет речь – модерне, постмодерне или метамодерне, являет собой не просто отдельное явление, она предстает душой и несущей конструкцией, основой культуры.
Задача поэта – ввести читателя в этот мир, чтобы очутиться на границе бытия видимого, очевидного, и вещей, невидимых глазу, но постигаемых душой и интуицией. С такой задачей успешно справляется Ольга Чернорицкая, которая в представленном читателю сборнике погружает читателя в мир собственного бытия, который, по касательной, отбрасывает читателя на границу видимого и невидимого. Именно нахождение на этой «границе» и позволяет увидеть целостность бытия, как и авторский взгляд Ольги Чернорицкой.
Пространство поэтического мира Ольги Чернорицкой открывает нам не только доступ к «границе» между видимым и невидимым, реальным и символическим, чем наполнены, например, эти строки стихотворения «Знаешь, в улицах вечерних»:
 
Знаешь, есть у мира ведьма
Серполикая вещунья,
На небесные колосья
Нацепила злые косы,
Разлила по небу череп,
Когти в Млечный путь вонзила,
А глазницы превратила
В черных дыр немые очи, —
Не оспорь ее лобзаний —
То мои тебе сегодня
Безутешные признанья
В невозможности свиданий,
В недосказанности истин,
В том, что ты не мой навеки
И немеет стон заката…
 
Оно, пространство поэтического мира, позволяет прорваться сквозь бытие вещей и даже Вселенной, услышав себя и свой крик в пучине тяжеловесного времени. Это крик о самой возможности пребывания в бытии звучит с особой силой в «Мифе о времени»:
 
Время меня не знает, время меня не видит,
Время несется стаей замысловатых дней.
Тянется в синем море пленкой медуз и мидий,
Держит во рту свирельку, громко дудит на ней.
 
Тематика сборника обращает нас к символическому, и даже к мифологическому Логосу. Тому Логосу, о котором писал древний философ Гераклит, которому необходимо внимать, чтобы смотреть в суть бытия. Поэт в данном пространстве выступает как архитектор мета-вселенной, которому не чужда чувственная и образная рефлексия над миром и человеком в нем. Ведь человек есть сингулярная, то есть неотъемлемая часть самого Логоса бытия, даже если от бытия и остается в дар всего лишь внеоперационная система, как в стихотворении Ольги Чернорицкой «Ноосфера»:
 
Вот идеал: не мед, так канифоль,
Трансляции в заветном коде света.
Ты вечен — соответствовать изволь.
Один и ноль. Забудь, пиит, про Лету.
Листая файлы жизни рогом зла,
Она морит их евнухом в гареме.
Темна, неправомерно тяжела
Внеоперационная ее система.
 
Сборник стихотворений и рецензий Ольги Чернорицкой это размышление, размышление о нас самих, о пребывании в «тисках» бытия, поэтому любое стихотворение даже организационно и композиционно захватывает. Но это размышление о возможности выхода за пределы собственного мышления, с искренней надеждой и стремлением стать частью всего, что есть в мире, «распаковать», рассыпаться и вновь собрать себя, чтобы услышать свой крик в этом бытии. Для этого нужно сделать постоянное – преходящим, обыденное – загадочным, а бытие – зеркалом небытия как тотальной нигитологии, некоторого кода культуры, в котором все еще зиждется, пульсирует искра человеческого Я, его крика и вопрошания.
Представленный сборник знакомит читателя не только с пространством метамодернистской культуры, он может быть рекомендован всем студентам, которые интересуются современными тропами мышления, по которым вместе путешествуют сегодня поэзия и философия к обнаружению истине через неминуемое соприкосновение с бытием.

 

 

Наталья Плужникова

[1] Heidegger M. Erläuterungen zu Hölderlins Dichtung, in: Heidegger, M., Gesamtausgabe, Bd. 4, Frankfurt am Main: Vittorio Klostermann, 1981. S.42.